— И, если вы думаете, что боги скоры на расправу лишь в легендах, смею вас уверить, я вполне могу взять их обязанности на себя. Силёнок хватит, — я приблизил своё лицо к агентессе и тихо прошептал ей: — Я знаю, где вы храните свою главную ценность, о которой неизвестно даже Лиллиану. Кажется, её зовут Анабель, верно? И знаю, как погиб ваш несчастный супруг. А ещё знаю, чем вас держит при себе ваш «добрый» друг.

На лице Луизы-Антуанетты не дрогнул ни единый мускул, зато по кровной связи последовало взволнованное предупреждение от Ольги:

«Она в панике! Будет атаковать!»

Да уж сложно не заметить, когда в номер, проламывая оконный проём, влетает метровая сфера льда и расщепляется на сотню смертоносных лезвий. Отреагировали мы все почти одновременно: я выставил Радужный щит, Тэймэй создала вокруг меня каменный мешок, а Гемос и вовсе отвесил бывшей маркизе подзатыльник, сбив концентрацию и заявив:

— Обычно я женщин не бью, воспитание не позволяет, но ты прям выпросила!

Когда чёрное нечто, ранее обездвижившее Луизу-Антуанетту, заговорило, она впечатлилась, кажется, даже больше, чем моим угрозам.

— А ты думала, он только вам всякие интересности поставляет? — хмыкнул Гемос, создавая себе огромную зубастую пасть с белёсыми глазницами и длинным гибким языком, убравшим непослушный локон у агентессы с лица. — Поверь, вы не захотите познакомиться даже с малой толикой его возможностей. Ты сама убьёшь своего дружка и даже не будешь в курсе этого.

Луиза-Антуанетта старательно смотрела мне в глаза, игнорируя оскалившуюся пасть у своего лица.

«Готова к конструктиву», — выдала свой вердикт Ольга, но я и так уже видел, что бывшая маркиза настроилась на рабочий диалог, однако же перестраховаться не мешало.

— Гемос, капсулу и артефакты долой с бывшей маркизы, — отдал я приказ голосом, чтобы слышала и она. — А то вдруг она решит гордо пожертвовать собой, хотя ранее за ней самоубийственных наклонностей не наблюдалось.

Симбионт принялся разоружать агентессу французского президента.

На зубе она отчаянно пыталась мотать головой и не даваться.

— Гемос, стой!

Я просмотрел память крови конкретно об установке капсулы и не нашёл там ничего, что могло бы навредить маркизе. Хоть и ставили сие творение отравителей без согласия Луизы-Антуанетты.

«Она боится, что без капсулы её посчитают перевербованным агентом», — перевела возмущения маркизы на понятный язык Ольга, выступая отличным переводчиком с женского на человеческий.

— Вернём мы вам потом эту капсулу обратно, невеста моя и вживит. Так что вернём в целости и в сохранности, если сумеем договориться, — успокоил я француженку, которая после моих слов замерла и будто бы даже открыла рот пошире.

Гемос хмыкнул и вытряхнул из бывшей маркизы всё, что хоть минимально фонило магией. Капсулу уложил отдельно.

Осталась у нас маркиза в одном белье, причём довольно провокационном, красно-чёрном, кружевном, прозрачном. Ольга хмыкнула, оценив:

«Спроси у неё потом портного или модный дом, мы себе с девочками гардероб обновим!»

Я передал слова супруги и заметил, как нахмурилась брюнетка, к слову, без одежды шикарно выглядящая. Начинал понимать Гиббона, такую в фаворитках держать не грех.

— Что ж, а теперь давайте начнём наш диалог с самого начала, — указал я Луизе-Антуанетте на кофейный столик у камина с двумя креслами и пледом.

Пётр Алексеевич Кречет лежал на кушетке с закрытыми глазами, пока вокруг него крутился Борис Сергеевич Подорожников. Чего только с ним уже не делали, но лекарь впадал всё в большую задумчивость.

— Петь, клянусь, никогда такого не видел! Ты будто сам себя излечил, — Подорожников впал в ступор, но тут же поправился, — нет, не излечил, а накачал жизненной силой до отказа, оставив, прости Подорожник, какие-то схроны по всему организму у жизненно важных органов. Как только какой-то из органов подходит к опасной черте износа, то получает микродозу своей же жизненной силой и на время восстанавливает свои кондиции. Я такого и не видел никогда.

Император грустно улыбнулся. У него появились некоторые соображения на этот счёт. Не зря же сын ночи просиживал в семейных архивах. Выходит, откопал наследие собственной тётки. Такой фокус в своё время только Софья и могла проделывать. Поэтому отец так и не выдал принцессу замуж, желая всегда иметь при себе батарейку и лучшего лекаря в одном лице. В пользу этой версии говорила ещё и частичная потеря памяти о недавних событиях, когда императора забрал к себе сын после совещания вечером, а наутро Пётр Алексеевич проснулся у себя в постели.

— Я догадываюсь, откуда ноги растут у этого исцеления, — высказался Пётр Алексеевич. — Сейчас Андрея вызову, проверь его.

Император набрал номер на мобилете и пригласил сына в императорскую лечебницу.

— А Андрей здесь при чём? — не понял Борис Сергеевич, продолжая вносить поправки в поддерживающую терапию друга в связи с изменениями в состоянии того.

— У нас Софья подобные эксперименты делала в юности. С их похожим складом ума только Андрей мог отыскать в архивах её карты конструктов и в них разобраться. Проверь его. А после попрошу показать найденные в архивах карты конструктов тебе. Вдруг под себя сможешь переделать.

— Это ты со мной родовым достоянием собрался делиться? — нахмурился Подорожников, отвлекаясь от лечебной карты. — Кречет не одобрит.

— Да плевал я на его одобрение, — отмахнулся император. — Ты меня на пороге Реки Времени уже сколько держишь? То-то же. А нам ещё бы поторговаться. Маловато времени.

В палате мерно пищали приборы и артефакты поддержки, когда дверь отворилась и вбежал запыхавшийся принц Андрей.

— Что случилось? Тебе плохо?

— Нет, сын. Мне удивительно хорошо, и в этом лишь твоя заслуга. Борь?

Но Борису Сергеевичу не нужно было давать указания. Он начал диагностику здоровья принца ещё со входа. Судя по запасам, спрятанным в императора, Андрей сейчас должен был лежать в полукоматозном состоянии. Самый слабый здоровьем из императорских отпрысков не мог бесследно выкачать из себя такой объём жизненной силы, чтобы при этом бегом перемещаться по Кремлю. Более того, у принца в организме обнаружились такие же схроны, правда, в меньших объёмах.

— Пап, когда ты уже расскажешь нам, что всё это значит? Зачем тебе столько алхимии? Неужели ты нам не доверяешь? Ладно ещё женщины… но мы с Александром… — принц Андрей качал головой, с упрёком взирая на отца. Он хотел сказать что-то ещё, когда его прервал Борис Сергеевич:

— Петь, это не он, — Подорожников не мог поверить в то, что говорил, — у него та же картина. Вас двоих лечили одной техноло…

— Молчите! — приказал принц Андрей. — И вообще забудьте о том, что вы видели в интересах империи. — Вы не будете это ни с кем обсуждать или даже переносить на бумагу любые сведения, даже косвенно указывающие на это. И ты, отец, запретишь себе даже думать на эту тему. Ты слишком долго молчал, и мне пришлось вмешаться в интересах страны и рода. А ты сам давал клятву не задавать лишних вопросов.

Как ни странно, но клятву император помнил хорошо. Но тут масла в огонь подлил Борис Сергеевич:

— Про добровольную чистку памяти он тоже должен забыть?

— Да, — кивнул Андрей, — он сам дал на неё разрешение. Это цена. Сами знаете. Это благословение Кречет с него не снимал.

Внезапно все аппараты и артефакты в палате пошли вразнос. За какофонией писков Борис Сергеевич забыл о предыдущей теме разговора, когда заметил золотистую дымку, проникающую в тело императора и друга по совместительству. Подорожников даже опешил, ведь впервые видел, как боги награждают магическими дарами.

Не меньший шок был и у Петра Алексеевича. Император в недоумении взирал на друга, но всё же решился спросить:

— Она же вернулась? Мне не показалось?

Борис Сергеевич только отрицательно покачал головой. Похоже, сейчас они, сами того не зная, оказались рядом с богом-покровителем императорской семьи и наблюдали снятие наказания.